Склад фанфиков и текстовых зарисовок - 12

[space cowboy]

Высокодуховная нца

четверг, 16 ноября 2023 в 04:18

Пишет Гость:

О чем автор предупреждал?
Ну ты об нцу сквикнулся же, нет? Дальше под катом было написано что оно и как делается, по темам. Прямолинейно исполнение. Или ты любишь между братьями какую-то высокодуховную нцу?
Или может ты не знал что и как этот анон рисует.

четверг, 16 ноября 2023 в 04:31

Пишет Гость:

Высокодуховная нца)))
Сцена 1
Глеб: вот вам роза, и сами вы как роза, щеки ваши, как лепестки розы.
*Вадик как обычно смущается от комплиментов*
Глеб:  S'il vous plaît, madame, в мой экипаж.
*Вадик смущается еще больше*
Сцена 2
Машина раскачивается на фоне заката под слащавую музыку.

четверг, 16 ноября 2023 в 04:53

Пишет Гость:

00:31

Не, анон, ты не дожал

Сцена первая.
Ночь. В саду заливается соловей, поздняя ночь или раннее утро, пахнет влажностью, травой и розами. На стыдливо рдеющем с краю небе ещё видны звёзды, на лавке в заросшем саду сидят два джентльмена. Оба залиты румянцем и молчат, потому как не знают, что делать.
Птица поёт особенно громко над ними и они вздрагивают. Один, поправив неровно стриженные волосы и столкнув в процессе бутылку из-под портвейна локтем, тихо говорит:
— Может, мы..? — и стыдливо замолкает.
— Вадик! — нервно одёргивает его второй с интонацией стервозной гувернантки, — Ты чего захотел, бесстыдник!
Отворачивается. Вадик сникает и осторожно тянет, не надеясь на успех:
— А может, хотя бы...?
— Нет! Я приличный юноша!
Снова отворачивается. Нестерпимо пахнет розами, тянет чихать.

Сцена вторая: спустя полгода.
Коридор, старый паркет, в воздухе — пыль. Солнце её золотит, проглядывая через старые окна в деревянных рамах. Джентльмен, поглощённый мыслями, бормочет: "Комната залита, залита.... Залита! Залита солнцем? Нет же. Залита... Залита любовью? А хорошо! Только..." и торопливо идёт вперёд. Второй джентльмен, не ожидая ничего, так же торопливо выворачивает из-за угла. Оба немного не справляются с собой и происходит взрыв. В самый момент расхождения тел край тёмной синтетической блестящей рубашки касается столь же блестящей и синтетической красной рубашки. На заднем плане громко разбивается люстра на сто свечей. Оба джентльмена, покраснев от невозможной интимности происходящего удушливой волной краснеют и падают на пол.

Сцена третья.
Не происходит по причине осмысления столь личного и внезапного контакта, как касание рукавов, двумя джентльменами.

Без негатива к недовольному нцой анону, чисто на поржать

Мандариновый сок

среда, 22 ноября 2023 в 04:38

Пишет Гость:

23:47

Дожал до мандаринового сока

Холодный коридор до гримёрки ресторана Максимиллианс, вспотевший после концерта Вадик быстрым шагом идёт в гримёрку. Пальцы немного скользят, когда он торопливо закрывает её на ключ. Осмотревшись по сторонам, хотя в гримёрке даже нет окон, он подходит к брошенной на пол сумке и на ощупь находит потайной карман. С нетерпением он шарит рукой внутри скользкой ткани, цепляя пальцами шуршащий целлофан. И под неверным заговорщическим тускловатым светом энергосберегающей лампы он достаёт небольшой пакетик с трёмя мандаринами.
К кишмишу пока не тянуло, но он с нервной несобранностью дёрнул пакет, разрывая его, когда понял, что узел завязан слишком туго. Липковатая глянцевая кожица скользит по пальцам, когда он ровно и коротко постриженными ногтями с некоторым усилием надрывает, скорее продавливая, пачкая руки соком. Пахнет слабо, но ощутимо свежо. Ноздри его немного подрагивают, в тёмных глазах горит желание.
БУМ БУМ БУМ
Раздаётся резкий стук в дверь:
— Откройте, милиция!
Мандарин выпадает из дрогнувших пальцев, оставшиеся два выкатываются на кожаный диван, улетая от рук. Вадик, взрагивая от криков и ударов пытается собрать их, но один упрямо ускользает.
— Ломаю дверь, — враждебно предупреждают из-за стены.
Слышен треск, выламывается серебристая ручка из хлипкого дсп, дверь с грохотом бьёт по стене. Молодой милиционер врывается в комнату с пистолетом в уверенных руках, фуражка чуть сбита на его коротких торчащих волосах.
— Ни с места! Положите мандарины на пол, руки за голову, — командует он.
— Товарищ милиционер, ведь ни запрета, ни...
— Молчать. Мандарины я изымаю, — он берёт их свободной от пистолета рукой, пронося мимо лица Вадика слабый свежий запах мандаринов и приглушённо-синтетический ландышевый запах стирального порошка. — Право хранить молчание у вас есть.
— Может, договоримся? Никаких мандаринов больше, отпустите меня на первый раз. Я известный музыкант, мы можем это решить?
— Договорииимся? — ехидновато тянет милиционер в ответ. — Тут, к сожалению, я договориться не в силах. Ладно бы просто мандарины, но оскорбление сотрудника, оказание сопротивления при аресте...
— Помилуйте, какие оскорбления? Я вам и слова ни сказал! И какие...
— Вот именно, ни слова, Вадик! Я для тебя что, пустое место?! Песни мои коверкать так ты первый, а вот хоть одно хорошее слово!
— Так я исправлюсь, Глебка! Пистолет только убери, — он аккуратно тянет руки из-за головы.
— Руки на затылке, я сказал! У нас с тобой, Вадик, — он взглянул на небольшие часы на запястье, — Ещё минимум три часа. Начнём с извинений за исправления песен в 1987...
***
Камера берёт крупный план на окно, отсутствовавшее в начале сцены, там в рыжеватом свете медленно летают хлопья снега, оседая на неровном асфальте под фонарём.

И ментовской анекдот, простите ради бога

Ебутся в машине мужчина и женщина. Вдруг в стекло стучат, там мент. Мужик опускает стекло, мент строго:
— Чего это ты тут делаешь?
Мужик: — Ты чего, слепой? Бабу ебу!
Мент: — Я следующий!
Мужик, в лёгкой прострации:
— М-даа.. Никогда еще ментов не трахал…

@темы: склад фанфиков

Comments

[Гость]

Глеб и нумера

воскресенье, 26 ноября 2023 в 19:37

Пишет Гость:

Дожал похорошевшего Глеба

Когда сытый, довольный Глеб начал улыбаться в камеру, Дима что-то заподозрил. Когда увидел, как тот курит в три раза эротичнее, да и двигается плавнее, понял, что. Когда после очередного концерта Глеб отказался посидеть отметить, отговариваясь желанием скорее оказаться в гостинице, удостоверился в правильности своей догадки.
Вся группа, техники, орги и фанаты уже не сомневались, только переглядывались со знанием дела.
Глеб в это время докурил сигарету около отеля, зашёл, отряхивая от снега ноги, быстро залетел в приехавший лифт, минуя уходящих людей, поднялся на свой этаж. Встал у двери, уверенно вставив ключ, приноровился к замку, повернул запястье дважды, открыл дверь. Там его ждало ровно то, чего ждал он. Поэтому он скинул свои модные ботинки, куртку, не стесняясь бросил на пол и быстрым шагом

дошёл до...

дошёл до абсолютно пустой кровати.
Лёг и выдохнул удовлетворённо:
— Нумера!... Какая вещь всё-таки!
И помолодел ещё на пару лет.

[Гость]

понедельник, 27 ноября 2023 в 00:04

Пишет Гость:

набросок с ментальной связью

это странноватый джен, если что, без подтекста, начало осени '23

Вадик всё ещё тяжеловесный. Он высокий и большой, и крепко стоит на земле. Он не из тех людей, которые даже набирая десять лишних килограммов не совсем держатся на земле, не придавливаются к ней весом тела. У Вадика аккуратные здоровенные руки, широкие запястья и сильные пальцы, он поднабрал и это ему даже идёт, делает его менее отчаянно завлекательным, меньше вызывающим желание упасть перед ним на колени. Вадик улыбается очень тепло, он проводит лекцию и говорит-говорит про своё детство и юность, молодость и творческий путь, он светится своим желанием дать молодым людям в зале кусочек опыта, чтобы было с чего лезть наверх, даже пускай не очень высоко.

Вадик держится ровно двадцать минут, прежде чем на языке появляется извечное «Глеб». Он не говорит это мягко или выделяя, боже упаси. Он говорит естественно, это имя на его губах, как сам рот на его голове, как музыка у него из-под пальцев, как пол в этой аудитории, как Глеб для Вадика. Естественно. Глеб всегда был очень талантливым. Да, мы с Глебом. Альбом Глеба не для всех, да, но такой же гениальный, как и всегда. Он рассказывает про своё прошлое, большая часть его прошлого – это Глеб. С самого его рождения до ставших редкими встреч.

Вадик выглядит аккуратно, его брюки выглажены, белая полоска над подошвой скрипит кипенно-белым январским снегом, на коже сумки нет заломов, и даже ремень её нигде не сбился и не завернулся. Вадик такой – здоровенный, красивый, улыбчивый, с очередной дурацкой самурайской причёской, щёгольский, тёплый, округлый, устойчивый, привыкший к микрофону, переступающий с ноги на ногу – где-то на Камчатке, а вовсе не в приземистом стеклянном здании аэропорта Уфы.

Глеб это не думает – он не следит за братом, так, иногда натыкается на даты туров, видит афиши, слышит от общих знакомых и родных. Сейчас он и вовсе ни с кем особенно не общается, афиши не различает, потому что не любит по улице и в очках, а в интернете бывает редко. Глеб это не думает, он это живёт всю свою жизнь. Так же естественно, как Вадик, у них обоих под рёбрами есть сердце и брат.

В двенадцать дня проснуться, хотя с восьми на ногах, потереть бедовую голову, хотя выспался, прочесать короткие кудри пятернёй, хотя у тебя прямые волосы и они совершенно точно собраны в тугой хвост. Потереть занемевшие кончики пальцев, хотя не было концерта, поздно лечь спать, борясь с желанием позвонить и сказать: ну замотал, Вадик, ложись уже, чего тебе неймётся. Глебка, ну ты чего, горе луковое, опять поскользнулся так неудачно, ай-ай-ай.

Это новое изобретение в мире интровертов – разговоры не только без слов, но и без собеседника, хотя и с ним. Это немного предательски, потому что Вадик точно чувствует сейчас этот холодок. Глеб садится на мягкий продавленный диван и закуривает, у него концерт через три часа, у него комната отдыха в аэропорту, у него комок прохлады в груди, требующий согреть себя о кого-то. Это вообще дурное чувство – стынут руки и есть чёткое ощущение, что даже горячая вода или батарея не согреют их никогда – только обожгут, давая несколько минут неверного неравномерного тепла. Стынут руки и всё стынет вообще.

Глеб курит, читает, говорит, водит пальцами, пьёт и переодевает футболку, Глеб выходит на сцену, улавливая мягкий гул самолёта вокруг себя. Глеб думает чужую мысль, затягивая вторую песню: от Петропавловска-Камчатского до Уфы можно долететь за одиннадцать часов. Он поёт, потеет, подходит, смотрит, изображает, пританцовывает, поёт ещё. Одиннадцать часов – это много, это здоровый сон, завтрак и пробежка, это пара концертов с организационными моментами, это вечеринка, проходящий мимо сон и тяжёлое пробуждение, это целый день дел, это один перелёт. Это сто шестьдесят раз послушать белый пароходик.

Это на следующее за дурным прерывистым послеконцертным сном утро услышать стук в дверь, крикнуть «открыто», подождать пять минут шуршания, десять минут бегущей воды, двадцать секунд шарканья по полу и пару секунд скрипения кровати. Это уткнуться спиной ровно в грудную клетку, прижаться лопатками, не открывая глаз и прячась в тяжеленных руках, здоровенных руках с широкими запястьями и сильными пальцами. Запутаться ногами в одеяле, чуть скособочиться и сжаться и наконец-то заснуть, согреваясь до тонкой влажной ткани футболки на чуть вспотевшей спине. Это дать щёкотно пройтись щетиной по шее и волосам, улечься как надо и заснуть ещё на три-четыре часа.

А потом – домой. Может, даже на одном поезде.

[Гость]

ВС и экзотерика

понедельник, 27 ноября 2023 в 04:00

Пишет Гость:

Дожал эзотерику

Вадик сидел за столом, насупив брови. Перед ним валялось: четыре резистора на 50 кОм, паяльник, моток советского припоя, две платы неясного назначения, кусок канифоли, которой дымно пропахла вся комната, горсть диодов и гордо стоящий кораблём среди шлюпок осциллограф.
— Просчитался, но где? — бормотал Вадик, почёсывая бороду, в которой застрял электрод. — Песня получилась, изменения электрического поля помимо нормы не было. Может, эфирные сущности? Да не, существует же специальная теория относительности, никакого эфира. Волны ЭЭГ типичные для таких условий. Убрать всю электротехнику пробовал, в клетке Фарадея сидел.
Он посидел ещё, двинув рукой обжёгся об остывающий паяльник, зашипел и начал снова:
— Что-то с транзисторами во время эксперимента с соло? Нужно было большее усиление, я увеличил ток базы, он нагрелся, как обычный транзистор. Я уменьшил ток базы, но он уже сгорел. Но так все транзисторы делают, всё нормально. Да и к тому моменту я перестал импровизировать. Мосфеты оригинальные. Может, всё-таки родовые проклятия? Слабые взаимодействия учёл, гравитационные тоже. Точно!
Вадик вскочил, уронив на пол оставленные на коленях пакетики с конденсаторами. Он достал из заляпанных флюсом спортивок телефон и быстро набрал номер:
— Здравствуйте, мастер! Да, Вадим Рудольфович. Да, нужна консультация. С меня пост или упоминание в интервью, с вас информация. Да. Так вы же единственный специалист в области! Да. Вопрос, собственно, в чём: духи земли могут влиять на квантовые частицы с нулевым спином?

ГС и сны

понедельник, 27 ноября 2023 в 04:45

Пишет Гость:

Аккуратненько дожал сны

— Я правильно понял, вы жалуетесь на то, что осознаёте себя во сне? — не смог сдержать удивление в голосе доктор.
— Да. Можно это как-то прекратить?
— Вы понимаете, сон — материя тонкая, мы не уверены ни в чём...

Врач продолжал говорить, но Глеб сник и уже не слушал. Это ему говорили уже раз шестой, первые два он честно вслушивался, потом перестал. Никто не мог ему помочь, не спать было нельзя, снотворные и алкоголь не действовали, на что потяжелее садиться было страшно.

Уныло шагая от клиники домой он мстительно наступал на комья снега, давя их подошвой. В этот вечер всё пройдёт как обычно. Он выпьет тёплого сладкого чая, посидит на кухне, слушая музыку на планшете, возможно, немного потыкает синтезатор. Постоит в душе под горячей водой, распарив докрасна плечи, выйдет в холодный коридор, натянув футболку на мокрое тело, побыстрее дошлёпает до спальни, завернётся в прохладное одеяло, согревая его. Ещё потыкает в планшет, пока сухо не заболят глаза. Выключит свет. Посмотрит на вечносумеречное московское небо, видное через неаккуратно задёрнутые окна. Закроет глаза.

И уснёт.

И проснётся уже там. Там обычно светло и чуть шумно белым шумом сна, бывают крыши азиатских небоскрёбов и неон, бывают сцены советских ДК, бывают какие-то незнакомые рощицы с незнакомыми деревьями. Единственное, что объединяет сны и делает их... нежелательными, — это раздающееся за спиной покашливание. Его причина, точнее.

— Может, хоть сегодня поговорим, Глебка?
— Я с тобой! — он хватает воздуха, не находя в своём раздражении слов, — с тобой! Да не мечтай, что хоть когда-нибудь заговорю! Хоть в жизни, хоть во сне!
— Ну, Глеб. Я ради тебя эту технику полгода в тибетском монастыре осваивал, — он чуть запинается, не видя реакции и меняет тон, — Я же не прошу прощения. То есть, прошу, конечно, но не требую! Вот, смотри, какую красивую рощицу нам наснил!
— А ты меня вообще спросил, Вадик, хочу ли я в этих твоих рощицах и снах быть?! — он даже разворачивается, покрасневший, встрёпанный, смешной в своей ночной футболке посреди какой-то тибетской рощи.
Вадим замялся, понимая, что если он озвучит очевидное — да в жизни не снили бы они один сон, если бы оба не хотели бы и не были согласны, — за этим последует истерика, с вероятным вываливанием противного старшего брата в грязи. Речка тут была красивая, но делающая мягкую рыхловатую землю пачкающейся, как глина. Упомянуть речку было безопаснее признания в том, что они оба соскучились.
— А тут рядом речка есть, красивая-красивая. Прозрачная и холодная. Может, посмотришь, раз говорить не хочешь?
— Да иди ты, Вадик. А далеко она?

[Гость]

вторник, 27 ноября 2023 в 22:08

Пишет Гость:

Дженовая зарисовка два

Ментальная связь всё ещё. У меня файл, в котором пишу, называется "что бы ты ни делал", считаю это характеризующим всё вот это вот

Может, дело было именно в том, что кран прорвало с утра, он долго ждал мастера и устал к моменту починки. Может, в том, что он давно не ел, а купить забыл. Может, в том, что господи она упала она умерла она не живая она сама прыгнула

Он снова захлебнулся – слезами ли, соплями ли – разве важно? Прижал руку ко рту в какой-то нелепой попытке скрыть рыдания или не дать вслед за ними лёгким или печёнке вылететь на кафель. Его согнуло как судорогой: она не живая, она спрыгнула, она любила мой голос, я подписал ей плакат, и может диск, я вообще не помню, как она выглядела, и теперь не смогу узнать. Они тоже прыгали уже, было не так больно, было не так. Он опускается на пол, потому что пол качается и не даётся.

– Глебка? Всё в порядке у тебя?

Дверь тихонько резонирует стуком или пол резонирует, дурная кафельная плитка, или дрожь его дурных рук. Вадик тихий, он явно замер у двери, Глеб чувствует его опущенную голову и напряжённые плечи. Глеб неожиданно даже для себя шумно втягивает сопли и говорит:

– Вообще не в порядке, Вадик, она же мёртвая, мёртвая, совсем неживая, Вадик, я не помню, какое у неё лицо, помню руку с плакатом, Вадик. Вадик. – он всхлипывает ещё громче и ещё тяжелее, ощущение влаги с лица и из-под носа особенно не стирается, эти сопли и слёзы будто въелись в его кожу. – Вадик, она мёртвая, Вадик.

Голос у него дурацкий и захлебывающийся, хотя он не рыдал толком – или рыдал? Вадиков ком в горле наслаивается на его.

– Глеб, – Вадик не находится со словами – в этом нет твоей вины. Её не уберегли, не смогли, но не ты, ты ничего не смог бы сделать. Ты не виноват, Глеб. Про звонки мы не знали, а за соцсетями не следим. Ну никак. Не смей винить себя, я же чувствую. Нет твоей вины, я ещё сколько угодно раз скажу, Глеб. Глеб. Ну, Глеб.

Последнее он произносит просяще и бессильно. Он слышит все: «она же звонила», «ей нравился мой голос», «не помню её лица». Он может не говорить, потому что все его «не твоя вина» Глеб тоже слышит – поэтому сложно подбирать слова. Глеб и так в его голове, слышит все мысли, чувствует всё сам. Нет смысла этот поток словосочетаний и обрывков речи выдавать наружу, да и стыдно немного, поэтому Вадик умолкает, добавляет только:

– Послушай, Глеб. – и умолкает насовсем.

Он идёт на кухню и ставит чай, хотя его руки дрожат не его дрожью. Две чашки находятся, а еды не находится, и он мысленно ставит галочку на купить покушать – не сходит ведь сам.

– Не схожу, – подтверждает Глеб из дверного проёма.

Глаза у него дикие, нос и губы красные, спина сгорблена той же тяжестью, которая давит Вадику плечи. Глаза у него больные новой песней, новым страданием наружу. Но не те мёртвые глаза, которые Вадик видел с час назад – то ли в зеркале в лифте, то ли заходя в чужую квартиру. Он чувствует, что Глеб уже ищет, кто виноват, что у него в голове проскальзывает что-то надорванное, шёпот и рыдание под музыку, но это уже не волнует его, ведь больше нет этого страшного «господи она разбилась» рефреном в абсолютной пустоте.

Вадик тянет его за мокрую ледяную руку за стол, наливает пятьдесят грамм, ставит на стол готовый чай – не пить, так руки погреть, и уходит, негромко прикрыв дверь. Улица паршивая, на улице паршиво, точнее, – улица самая обычная. Зато с улицы видно, как Глеб нервным, некрасиво торопливым движением затягивается у открытой форточки на кухне.

Из магазина он возвращается через пятнадцать минут, закрывает за собой неровно покрашенную подъездную дверь и в лифте прислушивается в своей голове. Мы будем жить всегда! Он хмыкает на следующую кривую строчку с эфэсбэ и хмыкает ещё раз, когда она становится стройной, не теряя политического посыла.

– Знаю, что тебе не нравится, – с порога говорит ему Глеб вызывающе.
– Талантливо, Глебка, как и всегда. Не согласен, да.

Как будто не было истерики, только лицо ещё опухшее и напряжение из плеч не уходит. Просто спорим. О политике, как важные взрослые мужики. Что угодно, лишь бы попроще и пообычнее, как нехитрая еда из полиэтиленовых пакетов. Поесть, поспорить, поорать друг на друга – кто несознательнее, кто инфантильнее, кто больше промыт, кто идёт в плохую сторону, кто террорист, кто у кого сосёт, кто будет картошку с квашеной капустой и маслом сливочным.

Вадик крепко обнимает его на прощание, хотя аргументы у него ещё остались.